Отзыв на монографию «За этими воротами стонет земля»

Статьи по Теме

• Дети Красной Розы. Кутумбэло
• Латышская дивизия или всё же корпус латышских красных стрелков?

Влад Богов

Рига, 2019

В январе 2016 г. в Риге широкой публике была представлена научная монография об истории крупнейшего нацистского лагеря в Саласпилсе – Aiz šiem vārtiem vaid zeme. Salaspils nometne 1941-1944 (За этими воротами стонет земля. Лагерь в Саласпилсе 1941-1944)[i]. Название книги заимствовано с надписи на мемориале в Саласпилсе. Книга написана коллективом латышских историков в соответствии с пожеланиями Министерства иностранных дел Латвии и Саласпилсской краевой думы, поскольку в местном и зарубежном обществах о Латвии и событиях в лагере Саласпилса распространяется разная ложь (с.5). В свою очередь Саласпилсская краевая дума в 2018 г. на основании данного исследования расширила имеющуюся экспозицию в стенах мемориального музея новыми фактами.

Данная книга – одно из звеньев цепи, в результате которых латвийский истеблишмент намерен распространить и навязать обществу свое видение истории Латвии в годы Второй мировой войны. Если ранее официальная позиция Латвии по истории лагеря в Саласпилсе сводилась к краткому изложению в книге «История Латвии. ХХ век»[ii], где информация о лагере отчасти отражала изыскания латышского историка Генриха Стродса[iii], то теперь при упоминании лагеря в Саласпилсе официальные лица Латвии ссылаются на новое исследование. В той же цепи звеньев можно отметить другие ключевые позиции. Например, впервые за много лет 8 мая 2015 г. на мемориал приехала официальная делегация правительства Латвии и представители зарубежных дипломатических ведомств. В сентябре того же года впервые Музей оккупации совместно с Саласпилсской краевой думой и Музеем Даугавы провели международную конференцию, посвященную теме истории лагеря в Саласпилсе. На конференции во всеуслышание была озвучена новая идеологическая концепция отношения официальной Латвии к истории Саласпилса. По словам премьер-министра Латвии Лаймдоты Страуюмы, отныне «<…> наша обязанность рассказать правду, поскольку она поможет искоренить выдуманную в советские годы ложь и мифы. Это мы сможем сделать, организуя конференции, публикуя исследования и издавая книги». Все это необходимо политикам лишь для одной цели – для борьбы с «советской ложью и мифами». Главная задача исследования – пропаганда официальной точки зрения Латвии на историю лагеря.

Такая позиция политиков вызвана тем, что история лагеря в Саласпилсе, его жертвы обсуждаются в основном в русскоязычном медиапространстве, большую часть мероприятий на мемориале проводят также русскоязычные жители, где неизменно озвучивается негативная роль латышских коллаборационистов в истории лагеря и ничего не говорится о подвигах латышских националистов и легионеров СС.

Во время презентации книги необходимость и своевременность данного исследования подчеркивали в своем большинстве представители праворадикальных и националистических взглядов. В заявлениях премьер-министра Лаймдоты Страуюмы и спикера Сейма Инары Мурниеце звучали одни и те же высказывания о необходимости искоренения лжи и мифов советской пропаганды. Издательство «Лауку авизе», выпустившее книгу, также придерживается взглядов, граничащих с ксенофобией и этнонационализмом, которые тиражирует в своей газете «Латвияс авизе». Финансовую поддержку изданию оказал «Латышский Фонд» – объединение латышей-эмигрантов, бежавших на запад в 1944 г. от советской власти.

По словам авторов исследования, основным при написании исследования для них был критический подход к имеющимся фактам, предыдущим оценкам, работам и пр. Конечно же, при написании труда, претендующего на фундаментальность, такой подход весьма необходим – он позволяет рассмотреть с иного аспекта уже имеющиеся исторические факты и измышления предшественников. При этом здесь необходима исключительная корректность оценок. Добросовестный исследователь должен если не принять, то упомянуть все озвученные ранее версии, обосновать свою. Ни в коем случае нельзя судить своих предшественников и тем более исходя из современных авторам критериев, поскольку бывает так, что первопроходцам не были доступны новые открывшиеся факты, находки и многие другие детали. Развитие науки – это не простое автоматическое отбрасывание прочь каких-то изживших себя идей, фактов, мыслей и настроений, а их последовательное накопление. Естественно, при разборе разнообразных фактов необходимо критически подходить к ним, но когда авторское сомнение становится единственным критерием, то таким образом на свет появляется не историческая истина, а конъюнктурная поделка, от которой требуется не правда, но эффект.

Истинная цель разбираемого здесь исследования – по возможности заклеймить и любым способом доказать абсурдность действий Чрезвычайной Республиканской комиссии (ЧРК), проводившей расследования преступлений нацистов и их пособников на территории Латвии в 1944-1945 гг. Такое впечатление возникает после вдумчивого прочтения текста книги, ибо на протяжении всего повествования не указывается на ошибки следователей, но последовательно акцентируется внимание читателя на том, что это советская пропаганда, неквалифицированное расследование, подтасовка данных. Эти утверждения основаны на современных либеральных штампах о советском режиме. Например: …Долгие годы память узников Саласпилса советскому режиму была безразлична, поскольку погибшие здесь люди служили только удобной составной частью пропаганды (с.10). …чтобы осудить «за сотрудничество с немцами» необходимо было всего лишь «подыскать» пару свидетелей… (с.37). Зная, какие методы следователи часто использовали, чтобы добыть от обвиняемого необходимые показания… (с.38). Сразу же после начала судебного процесса учреждения советской безопасности организовали «письма трудящихся»… (с.39). Поэтому следователи могли подыскать свидетелей, которые были готовы дать такие показания, какие им были нужны (с.40). В главе о детях Саласпилса так же утверждается, что детские страдания были подчинены нуждам советской идеологии (с.232), …оценивая содержание собранного материала / «доказательств», виден политический подтекст (с.233). Политический аспект материала, по версии авторов, заключался в том, что собранные доказательства Комиссии нужны лишь для того, чтобы «…дать подтверждение заверениям, что «немецко-фашистские захватчики на временно оккупированной территории Латвии совершали особо ужасные злодеяния. Фашисты старались воплотить свою цель – уничтожить будущее поколение советских людей» (с.233). Никаких серьезных доказательств в подтверждение данных высказываний авторы не приводят.

Авторы исследования, ставя себе главную задачу развенчать советские мифы о Саласпилсе, в то же время сами творят мифы и на их основе плодят еще большие. Чтобы понять действия следователей ЧРК, необходимо четко представлять условия, в которых они работали. Основной массив данных о лагере и еще десятках мест преступлений нацистов по Риге и Рижскому району был собран осенью-зимой 1944 г. – весной 1945 г. При этом важно учесть обстоятельства того, что буквально в 60 км от Риги находился активный фронт, который вносил свои коррективы не только в работу следователей, но и влиял на все латвийское общество в целом.

Следователи, проводившие расследования и осуществлявшие сбор данных, не были профессиональными историками. Например, в Рижскую ЧРК входили общественные деятели Егерс и А.Деглавс, доктор медицины Паул Страдиньш, писатель Янис Судрабкалнс, священник Артур Сильке, учительница Марта Душкина и другие. В Латвийском государственном историческом архиве хранятся личные дела членов рижской комиссии – 125 человек. В своем большинстве это обычные люди, которые нашли возможность помочь следственным органам в расследовании преступлений нацистов. И задача перед ними ставилась совершенно иная – оперативный сбор данных в весьма стесненных условиях, поиск тех, кто хоть как-то смог бы прояснить ситуацию по десяткам и сотням случаев нацистских преступлений. Авторы исследования упоминают эти факты (на с.30), но в дальнейшем пренебрегают ими и не учитывают. И даже наоборот, делают вывод о том, что ЧРК не желала делать правдивые выводы (с.30). Комиссия в Риге и Саласпилсе начала работу в ноябре 1944 г. и завершила в конце апреля 1945 г.

Многочисленные данные, на которые сегодня опираются авторы исследования и строят свои «яркие» версии, появились значительно позже, уже после завершения работы Комиссии. В особенности это касается допросов бывших пособников нацистов, материалы которых впоследствии были засекреченными и не подлежали огласке. Похожая ситуация с документами происходит и в сегодняшней Латвии. Например, известное дело «мешков КГБ» со списками бывших агентов и осведомителей КГБ, по истечении 25 лет и сегодня все еще не доступны для широкого круга исследователей. Вместе с тем, в 1944-45 гг. еще не были доступны материалы западных архивов, не существовало публикаций воспоминаний бежавших на запад пособников нацистов. Не были они доступны и позже, поскольку в активную стадию перешла т.н. Холодная война между СССР и Западом.

Но не только эти перечисленные факты затрудняли работу следователей и не позволяли осветить проблему лагеря полностью. Необходимо учесть, что советский режим установился в Латвии только летом 1940 г., и чтобы большинство населения относилось более лояльно к новой власти, советские власти, естественно, старались акцентировать внимание населения на более актуальных вопросах выживания.

Еще необходимо указать на факт того, что архивы ЧРК ЛССР для широкого круга исследователей долгое время не были доступны, поскольку все помечены грифом «Секретно» и «Совершенно секретно». Архивы ЧРК ЛССР были рассекречены только в 1985 г. В первое послевоенное время материалы следствия находились в процессе расследования и содержали массу имен и фамилий бывших пособников нацистов. Уже к весне 1945 г. сотрудники СМЕРШа установили имена более 60 бывших узников и охранников лагеря, сотрудничавших с немцами. Для успешного расследования более тяжких преступлений они вербовались в агенты СМЕРШа, а позднее и в агенты МГБ. Именно по этой причине архивы долгое время имели статус секретности.

И тем не менее, без учета перечисленных обстоятельств авторы исследования действуют намного проще – они не поясняют читателю действительную ситуацию с архивами ЧРК, но действуют в привычном ключе антисоветской пропаганды и указывают лишь на то, что советская власть занималась пропагандой нацистских преступлений для того, чтобы скрыть преступления сталинизма и дискредитировать латышское общество эмигрантов (с.11).

Такое предвзятое отношение к наследию советского режима проявляется и в авторской градации узников лагеря, точнее – к воспоминаниям разных категорий узников лагеря. Авторы предлагают делить воспоминания бывших узников на группы: 1) живших после войны при советском тоталитаризме (с.44) и 2) живших на демократическом Западе (с.44). Таким образом, авторы уже в самом начале исследования тенденциозно делят доступные данные о лагере на своего рода «верные» и «неверные» исходя лишь из собственного субъективного отношения к тому, где проживал бывший узник.

Ситуация со свидетелями и участниками событий не столь однозначна как ее хотели бы представить авторы исследования. Необходимо помнить, что в своем большинстве лагерь еще в июле-августе 1944 г. немцы вывезли на запад. Именно эти заключенные и могли бы быть основными свидетелями, но у следователей ЧРК в 1944-1945 гг. не было возможности их допросить и узнать информацию от непосредственных свидетелей, особенно это касается узников из России и Белоруссии. Хотя, как указывается в архивах ЧРК, следователями было допрошено порядка 1800 пострадавших.

Обращает на себя внимание сомнительное утверждение исследователей о том, что у Комиссии были универсальные свидетели, показания которых следователи использовали в своих целях (с.236). Однако при этом исследователи сами становятся заложниками своего же утверждения. Таким универсальным свидетелем у исследователей является бывший заключенный Артурс Непартс из числа латышских националистов, который попал в лагерь в декабре 1943 г. и в сентябре 1944 г., чтобы освободиться из лагеря, попытался записаться добровольцем в латышский легион СС. В лагере А.Непартс занимал должность помощника старшины лагеря А.Видужса. Если обратить внимание на Указатель имен на с.423, то можно увидеть, что наиболее часто упоминаемой персоной оказывается именно Непартс – многократно на 51 странице из 311 страниц всего исследования.

К выбору анализируемых фактов авторы исследования подходят избирательно – практически все советские источники по авторскому определению не соответствуют истине и не могут служить доказательством. Так, например, цитируя воспоминания К.Сауснитиса 1960-х гг. на с.46, авторы сомневаются в приводимых К.Сауснитисом цифрах о количестве узников, однако при этом за абсолютную правду принимают воспоминания бывшего узника А.Непартса за 1999 г., который помнит все данные с точностью до человека через 55 лет после уничтожения лагеря.

Более того, итоговые данные по погибшим в Саласпилсе в период с мая 1942  г. до сентября 1944 г. на с.307 взяты из воспоминаний лишь одного (!) бывшего заключенного Непартса за 1999 г. Никаких документальных подтверждений им нет, не даются пояснения, к цифрам нет никаких комментариев. Таким образом, можно сделать вывод, что, оставляя без комментариев важнейшие итоговые данные, читателю предлагается мысль, что представленные цифры настолько точны, что не требуют дополнений. Неизвестно, по какой причине в общую итоговую таблицу погибших (с.307) не включены еврейские узники. И именно эти сомнительные цифры авторы выдают как окончательные и самые достоверные.

Кроме того, из опубликованных цифр о том, что в Саласпилсе погибли от 1162 до 1952 человек, можно сделать выводы о том, что часть данных была проигнорирована. В частности, спорной может быть позиция по детской смертности в лагере. Авторы в своей монографии утверждают, что в лагере погибли порядка 250-650 детей. Если принять эти данные за истину, то возникает другой вопрос. В апреле 1945 г. следственная комиссия проводила эксгумацию могил на Гарнизонном кладбище в Саласпилсе, где были обнаружены 638 тел, 632 из которых были детскими. Медэксперты утверждают, что эти погибшие были погребены не ранее лета 1944 г. Но известно, что дети в большом количестве умирали как раз таки весной 1943 г., после изнурительной дороги и содержания в нечеловеческих условиях. Авторы ничего не говорят о том, что вокруг лагеря было обнаружено не менее семи массовых захоронений (они обозначены на карте Чрезвычайной комиссии), ничего не говорится о том, что неподалеку от лагеря было обнаружено огромное пепелище размером 25х27 метров с массой обгоревших детских костей. Есть фотография этого места. По всем этим фактам комментариев у авторов нет. Еще 17 детских тел захоронены на Покровском кладбище в Риге с соответствующим указанием на памятнике. Таким образом количество погибших детей уже составляет 649, и это только по двум документам и в значительной степени превышает минимальные предположения латышских историков. Позднее один из исследователей У.Нейбургс в одном из интервью газете «Латвияс авизе» попытался уточнить информацию насчет 632 детских тел на Гарнизонном кладбище. По его словам, этот факт не особенно достоверен, поскольку на кинохронике ЧРК 1944  г. этого не видно, как нет и фотографий эксгумации детских тел[iv]. Тем не менее, фотографии детских тел на Гарнизонном кладбище существуют и хранятся они в архивах Военного музея в Риге.

На сегодняшний день практически не существует / не найдено документов, которые с абсолютной точностью позволяли бы обосновать окончательные цифры погибших и прошедших через этот лагерь. Все доступные факты о численности узников и количестве погибших в лагере носят спорадический характер, т.е. все данные, которые сегодня имеются в распоряжении историков, касаются того или иного момента существования лагеря. Это же касается и выводов советской комиссии о том, что в лагере погибли более 53 тыс.человек, что тоже не соответствуют действительности, поскольку цифры основаны на технических расчетах из среднего допущения, что в кубометре захоронения покоятся 7 человек. При этом судмедэксперты не делали эксгумаций всех обнаруженных захоронений.

Таким образом, все современные выводы о числе погибших в лагере и прошедших через него заключенных остаются промежуточными и лишь дают надежду, что когда-нибудь научно-историческое сообщество приблизится к истине.

Занимаясь историей лагеря в Саласпилсе и изучая количество погибших в этом лагере, невозможно обойти стороной многочисленные захоронения, которые обнаружила следственная комиссия осенью 1944 г. Члены Комиссии составили подробную карту захоронений с их указанием на местности[v]. Несмотря на то, что в многочисленных актах и сообщениях Комиссии есть точные указания на нахождение, размеры и количество могил, авторы исследования совершенно их проигнорировали и ни разу не упомянули о том, что такие вообще есть. В целом исследователи совершенно игнорируют тему мемориализации жертв лагеря и упоминают ее вскользь.

Далее приведу некоторые факты, на которые более всего хотелось бы заострить внимание читателей.

На с.155 дается описание отдельной категории узников, которых авторы исследования называют советскими участниками движения сопротивления, что характерно – дается их оценка с точки зрения национальных интересов Латвии – исследователи называют их «коллаборационистами». При этом в описании участников т.н. национального движения за независимую Латвию, сотрудничавших с немцами, термин коллаборационизм ни разу не упоминается. Параграф 9.4., посвященный заключенным из числа участников латышского национального движения самый обширный и наиболее информативен в сравнении с другими категориями узников. В отличие от советского подполья, активно боровшегося с немецкими оккупантами, участники националистического движения, как указывают авторы, предпочитали ненасильственные формы сопротивления (с.139).

Во второй главе Источники (с.20-49) в параграфе Судебные документы (с.34) подробно рассказывается о латышском инженере Магнусе Качеровском, который руководил строительством лагеря и которого осудили в 1959 г. и приговорили к высшей мере. Авторы рассказывают о том, что советские следователи практически оклеветали Качеровского и голословно утверждают, что следователи могли подыскать нужных свидетелей (с.40) для расправы над ним. Рассказывается, что порой Качеровский был несколько суров с евреями и советскими военнопленными, строившими лагерь, но этого от него требовали обстоятельства и сроки строительства. Однако при этом авторы ни разу не упомянули, что Качеровского осудили не за строгое отношение к строителям лагеря, а за то, что, по свидетельским показаниям нескольких человек, Качеровский избил двоих советских военнопленных и заживо затолкал их в костер[vi].

В третьей главе Историография (с.59-69) авторы рассуждают о выставке «Угнанное детство», которую в 2012 г. подготовил российский фонд «Историческая память». Авторы бездоказательно и голословно приписывают ей дезинформационный характер, но при этом ни выставку, ни ее отдельные материалы исследователи не имели возможности видеть и слабо представляют ее полное содержание, поскольку МИД Латвии после анонса о том, что выставка будет проходить в Риге, внес российских авторов в черный список, запрещающий въезд в Латвию. В целом содержание выставки отражает роль латышских полицейских (карательных) батальонов в репрессиях против мирных граждан приграничных земель, которые отчасти были угнаны в лагерь в Саласпилс, а позднее на территорию Рейха. Значительная часть выставки состоит из материалов Латвийского государственного исторического архива и публикаций исследования о Саласпилсе – Приговоренные нацизмом. Концлагерь Саласпилс: забытая история[vii].

Довольно большая по объему пятая глава Лагерь в Саласпилсе в дискуссиях нацистской администрации (с.7-93). Авторы рассуждают и приводят различные фрагменты из высказываний и переписки администрации лагеря, которые называют его расширенной полицейской тюрьмой и воспитательно-трудовым лагерем, избегая применение термина концентрационный лагерь. При этом авторы в данной главе также отрицают и не принимают версию, что данная тюрьма и воспитательно-трудовой лагерь по сути выполнял функцию концентрационного лагеря, который подчинялся не управлению лагерей СС в Берлине, а местной администрации СД (полиция безопасности). Узников лагеря в Саласпилсе, так же как и узников гетто, концлагеря Кайзервальд, военнопленных из Шталага-350 в принудительном порядке выводили на различного вида работы. Кроме того, одним из признаков концентрационного лагеря было то, что в них содержали политических заключенных, т.е. противников немецкой оккупационной власти. В большом количестве этот же лагерь «концентрировал» узников из России и Белоруссии, а также Восточной Латвии, которых немцы угоняли дальше на запад, где их также использовали в качестве бесплатной рабочей силы.

[

В восьмой главе Управление лагеря Саласпилс (с.112-121) в параграфе Охрана лагеря практически ничего не говорится о старшем лейтенанте К.Калейсе, который поначалу был участником карательного формирования т.н. команды Арайса, уничтожавшей евреев Латвии, а позднее руководил внешней охраной лагеря в Саласпилсе. В 1994 г. Калейс был лишен гражданства США за сокрытие некоторых фактов из своей биографии, проживал в Австралии.  В 2000 г. власти Латвии предъявили ему обвинение в военных преступлениях, но дело начали искусственно затягивать. Большую роль в защите и проволочке дела военного преступника сыграл один из рецензентов описываемого исследования о лагере в Саласпилсе – А.Эзергайлис, который в суде настаивал на том, что все обвинения против Калейса носят политический и принужденный характер. В ответ прокурор Неттл заявил, что Эзергайлис (которого защита подавала как лучшего на планете специалиста по истории Холокоста в Латвии) не сумел доказать, что хоть что-нибудь «понимает в современных латвийских делах». И призвал судью вовсе не приобщать к делу показания Эзергайлиса[viii]. Калейс так и не был осужден и скончался своей смертью в Австралии.

В 10-й главе Порядок в Саласпилсском лагере в параграфе Письма. По незнанию или намеренно исследователи не обращают внимания на разницу в отношениях нацистов к различным категориям узников в лагере. В основном аргументация тех или иных фактов отношений в лагере к заключенным подкрепляется односторонними фактами – в основном авторы ссылаются на воспоминания бывших узников-националистов, сотрудничавших в лагере с администрацией и имевшим некоторые послабления в режиме (с.145). Кроме того, узники в лагере из числа местного населения, попавшие в лагерь, имели право при хорошем поведении получать посылки с продуктами и отсылать письма (с.179-180), таким образом имея некоторые возможности для выживания. В свою очередь узники, попавшие в лагерь в результате карательных акций, не имели возможности пользоваться подобными «привилегиями» и не получали ни писем, ни дополнительных продуктов. К тому же при заключении в лагерь у них конфисковывали все запасы еды, которые они смогли с собой привезти. В результате этого у читателя может сложиться ошибочное впечатление о том, что в лагере не было особенных проблем с питанием и режимом содержания, если у заключенного были родственники на воле.

В главе 15-й о детях Саласпилса (с.228-261) неоднократно говорится о численности детей в лагере, подробно приводятся воспоминания очевидцев, цитируются документы Чрезвычайной Комиссии, однако при подсчете численности пребывавших детей в лагере авторами нигде не учитывается и никак не обосновывается цифра в 632 ребенка, обнаруженных при эксгумации на Гарнизонном кладбище. Авторы упоминают и частично анализируют данный Акт Комиссии, а потом на основе промежуточных выводов опровергают содержание всего Акта – Признать данный акт достоверным нет никаких оснований (с.244).

Весьма неоднозначно выглядит утверждение авторов исследования о том, что по сравнению с детскими лагерями Гиммлера на Украине, детям, привезенным в Саласпилс, повезло, поскольку их позже разместили у сельских жителей, в приюты или передали в семьи, поэтому они выжили после войны (с. 251).

Что касается выкачивания крови у детей. Естественно, в достаточно стесненных условиях лагеря нацисты забор крови не могли делать в достаточно большом количестве, поскольку многие дети попадали больными, и это было нецелесообразно. Кроме того, не было возможности хранить должным образом запасы крови, невозможно было делать массовые анализы по определению группы крови. Однако при этом фактов забора крови как у взрослых узников, так и детей довольно много, и отрицать их практически невозможно. Таким образом вполне можно допустить, что подобные заборы крови нацисты делали в качестве медицинских экспериментов и для опытов. На сегодняшний день необходимо установить, для чего и с какой целью это делали. Вместе с тем, о том, что в Саласпилсе нацисты проводили медицинские эксперименты на детях, указывает и немецкий историк Гертруда Шнайдер в своем исследовании «Journey to terror»[ix].

По моему мнению, данное исследование вряд ли сможет изменить уже сложившееся отношение общества к Саласпилсскому лагерю. Для этого есть веские причины. Во-первых, не только авторы, но и издательство «Лауку авизе» известны своей политической ангажированностью в отношении периода пребывания Латвии в составе СССР. Во-вторых, в обществе уже сформировалось определённое отношение к этому лагерю, особенно среди русскоязычных жителей Латвии. При любых попытках отрицания трагедии в обществе будет срабатывать эмоциональный защитный механизм, который будет затмевать рациональный. В-третьих, издание доступно пока на латышском языке, что годно лишь для внутреннего потребления среди жителей Латвии, читающих на латышском.

В целом при прочтении к данному исследованию нужно относиться по-авторски, т.е. критически. Это исследование можно сравнить со своеобразной мозаикой – все факты врозь, каждый сам по себе – ценен, но, сложив их воедино, увидеть картину целиком, которую авторы обещали в начале книги, не получится, так как в завершении авторы производят подмену и предлагают свою, им необходимую картину.

Но, тем не менее, во-первых, хорошо, что история Саласпилса попала в общественное пространство. Память о бывших узниках и погибших снова всплывет в умах и сердцах неравнодушных людей. Во-вторых, в условиях дефицита документальной информации по истории лагеря вышли в свет новые факты и данные о его существовании. В-третьих, есть шанс, что в будущем благодаря общественным дискуссиям эта тема не угаснет и подвигнет исследователей искать и находить все новые и новые данные.

 [i] Kangeris K., Neiburgs U., Vīksne R. Aiz šiem vārtiem vaid zeme. Salaspils nometne 1941-1944. –Rīga: “Lauku Avīze”, 2016. 432 lpp.

 [ii] История Латвии: ХХ век. –Рига: Jumava, 2005. 475 с.

 [iii] Strods H. Salaspils koncentrācijas nometne (1941. gada oktobris – 1944. gada septembris) // Komunistu un nacistu jūgā. –Rīga: Latvijas 50 gadu okupācijas muzeja fonds, 2001. g.

 [iv] Sprūde V. Demonizētais Salaspils tēls jāmazina. Latvijas avīze, Nr.30, 12.02.2016. Lpp.7.

 [v] Государственный архив Российской Федерации, ф.7021, оп.93, д.46, л.20.

 [vi] Подробнее см.: Дмитриев Ю. Это было в Саласпилсе. Советская Латвия, 27 сентября-2 октября 1959 г., №№228-232

 [vii] Приговоренные нацизмом. Сборник документальных свидетельств о злодеяниях немецких нацистов и их пособников в годы германской оккупации Латвии в 1941-1945 гг. Составитель Влад Богов. –Рига: 2011, 288 с.

 [viii] Краснитский А. Калейс в ответе за гибель 296 узников Саласпилса. Час, Ежедневная русская газета Латвии

113 (1139) 16.05.01. http://www.whiteworld.ru/rubriki/000104/007/01053008.htm

[ix] Schneider G. Journey into terror. Story of the Riga ghetto. –Westport, Connecticut, London: Praeger, 2001.