Капитан 1-го ранга Кнюпффер. Очерки истории жизни
Статьи по Теме
Наша очередная встреча прошла в рамках Дней Русской культуры в Риге в Русском центре Балтийской Международной академии. Темой встречи стал рассказ о судьбах офицеров Российского Императорского флота после событий 1917 года. И первая лекция о капитане 1-го ранга Морице Георгиевиче Кнюпффере — начальнике Ирбенской оборонительной позиции в обороне Моондзундского архипелага в 1917 году.
Мортирологом русского офицерства в Прибалтике много занимался известный историк флота Владимир Владимирович Верзунов из Таллина. Журнал BALTFORT неоднократно публиковал статьи Владимира Верзунова. К сожалению он уже ушёл из жизни.
Много информации даёт книга Сергея Владимировича Волкова «Офицеры флота и морского ведомства», которая содержит 5700 имён морских офицеров Российского императорского флота.
Наше публикация связана с появлением новых сведений о судьбе русских офицеров начала века. В 2018 году вышла в свет книга замечательного исследователя истории флота Валерия Николаевича Калашникова из Москвы — «Выпуск Морского кадетского корпуса 1903 года». Одним из выпускников того года как раз и был Мориц Кнюпффер.
Мы переписывались с Валерием Николаевичем и эта статья составлена из результатов его исследований и отрывков из книги Юрия Мелконова «Церельская батарея».
Для меня интерес представляла информация о всём, что было связано с обороной мыса Церель в Первую мировую войну. Судьба людей, которые в минуту тяжёлых испытаний Империи, оказались в водовороте исторических событий, всегда интересна и значима для последующих поколений.
Мориц Кнюпффер начало пути
Мориц Кнюпффер родился в 1882 году наверное в местечке Ампель в Эстляндии.
Отец Морица — пастор Георг Мартин Кнюпфер, имевший небольшой приход в местечке Ампель в начале 80-х годов XIX столетия обвенчался с дочерью директора Ветеринарной школы Дерптского университета Марией Унтербергер.
Семейное счастье оказалось недолгим: весной 1888 года во время родов Мария умерла. На руках пастора осталось трое мальчиков, мал- мала. Заниматься прихожанами и детьми одновременно, оказалось весьма затруднительно, и вскоре он приводит в дом новую супругу, и тоже Марию.
Как складывались отношения между пасынками и мачехой неизвестно, но думается, что вряд ли это были исключения из правил.
С рождением младшего брата Артура, старшего Морица — тогда он звался Маврикием- отдают на обучение в Ревельскую частную гимназию господина Лайюса, а по окончании юноша продолжил учебу в реальном училище.
В те же годы с отцом случилось большое несчастье: по болезни он лишился обеих ног, что повлекло за собой оставление службы. Местная консистория, искренне сожалея о случившемся, определяет доход увечному пастору, что в целом не решало всех проблем с детьми.
Помощь от Павла Унтербергера
На помощь пришли родственники покойной супруги. Павел Федорович Унтербергер, генерал-лейтенант, в тот период уже военный губернатор Приморского края и наказной атаман Уссурийского казачьего войска, человек весьма известный и влиятельный в Империи, пишет письмо адмиралу Н. Чихачеву, управляющему Морским Министерством.
«Ваше Высокопревосходительство милостивый государь Николай Матвеевич! Родной мой племянник Маврикий Кнюпфер вероисповедания лютеранского, ревностно желает поступить в Морской кадетский корпус в настоящем году. Мальчик от роду 14 сентября нынешнего года имеет 14 лет. Мать его ныне покойная, была моя родная сестра и потомственная дворянка, но отец его пастор Георг Кнюпфер, правами потомственного дворянства не пользуется. Службу свою он провел беспорочно, но ныне находится в отставке, так как по болезни ему отняли обе ноги. Представляя все это на благоустроение Вашего Высокопревосходительства, имею честь покорнейше просить, не признаете ли Вы возможным, разрешить моему племяннику по выдержанию экзамена поступить в Морской кадетский корпус. Мальчик этот отличных нравственных качеств, и я убежден, что он мог бы с честью носить морской мундир. С почтеннейшим уважением и преданностью имею честь быть Вашему Высокопревосходительству покорнейшим слугою. П. Ф. Унтербергер».
Ответ последовал почти незамедлительно:
«Государь- Император Высочайше соизволил на удовлетворение ходатайства Вашего Превосходительства о дозволении племяннику Вашему, сыну сестры, находящейся в замужестве за пастором Кнюпфером держать экзамен для поступления в текущем году в младший общий класс МКК. Сообщая о сем, прошу Вас, милостивый государь, принять уверения в совершенном мною почтении и преданности. Н. Чихачев».
«Добро» императора на прошение Павла Федоровича было не спонтанным жестом милосердия: губернатор был хорошо известен еще по временам, когда «хозяин земли Русской» пребывал в должности возможного наследника. В мае 1891 года Николай Александрович посещая Владивосток, останавливался в служебной резиденции Унтербергера, познакомился с семьей. Хлебосольный хозяин Приморья щедро и с размахом привечал цесаревича, что безусловно, повлияло на дальнейшую административную карьеру генерала а тем более и на личные отношения. Кроме радушия и хозяйственности Унтербергер славился ревностным отношением к порученному делу, вкладывал в порученное дело себя целиком без остатка, что очень импонировало царю.
Губернатор Приморской области
«Территория Приморской области включала в себя в то время все дальневосточные прибрежные территории, в том числе Камчатку, Сахалин и Чукотку. Верный своей привычке решать дела на месте, П. Ф. Унтербергер не надолго засиживался во Владивостоке. Он объехал все подведомственные территории, собирая там информацию по географии, этнографии, экономике, истории, проводя таким образом в одиночку, огромную комплексную исследовательскую работу, которая в настоящее время может быть под силу только большому коллективу ученых. На месте он решал и необходимые административные вопросы.
…за годы пребывания Унтербергера на посту военного губернатора Приморская область совершила качественный скачок в своем развитии. Была построена Уссурийская железная дорога, торговый порт, доки, начата добыча угля на Сучане, основано множество новых населенных пунктов, развивались лесные и рыбные промыслы, торговля, судоходство. П.Ф. Унтербергер активно стремился сдерживать экспансию китайцев на территорию области. Выдвинутый им принцип «лучше русская пустыня, чем китайская цивилизация», считался главным в политике заселения и освоения Приморской области.
Вместе с тем он всячески поощрял китайскую торговлю и предпринимательство, ведущееся на законных основаниях. Когда городская дума Владивостока, отмечая заслуги П.Ф. Унтербергера перед городом, избрала его перед отъездом с Дальнего Востока почетным гражданином города, то китайская община преподнесла ему адрес, написанный на китайском языке на шелковой материи «Его превосходительству Павлу Федоровичу Унтербергеру за добродетельное управление признательное китайское общество г. Владивостока. 4 мая 1897г».
За годы его правления выросла обороноспособность Южно-Уссурийского края Приморской области: была начата перестройка береговых батарей Владивостока в бетонные и строительство там же новых укреплений; возводились казарменные городки в Никольск-Уссурийске, Раздольном, Новокиевском и других важных пунктах размещения войск.
В 1897 г. генерал-лейтенант П.Ф.Унтербергер вернулся на берега родной ему Волги, поскольку получил новое назначение на пост Нижегородского губернатора и послужил в этой должности до 1905 года. Покидая полюбившуюся ему дальневосточную землю Унтербергеру не было стыдно за состояние оставляемой им Приморской области».
Морская служба
После выпуска из Морского корпуса Мориц направляется в Ревельский экипаж, на крейсер «Дмитрий Донской». С этим крейсером Кнюпффер прошёл два океана и вступил в Цусимское сражение. «Дмитрий Донской» отправился на морское дно, а Мориц Кнюпффер в японский плен.
После возвращения из плена последовала учеба в артиллерийском классе, по окончании которого он прикомандировывается, а затем в канун нового 1909-го года зачисляется в Гвардейский Экипаж.
Несомненно переход в Гвардию, элиту флота, и всем своим положением Мориц Кнюпффер был обязан исключительно помощи своих очень влиятельных родственников и в первую очередь приморскому генерал-губернатору Павлу Федоровичу Унтербергеру.
Характеристики на Кнюпффера
Отвлечёмся от перечисления всех заслуг блестящего администратора, государственника Павла Федоровича, и вернемся к племяннику Маврикию. По причине удаленности от столицы приморского губернатора, заботу о юноше взял на себя Семен Федорович Унтербергер, тоже родной дядя, человек весьма известный в Петербурге.
Военный врач Гвардейского Корпуса и талантливый хирург, участник русско-турецкой войны и кроме того врачевавший особ Высочайшего двора. Он имел дом в Царском Селе, куда и ездил на выходные будущий моряк.
Интересно читать служебные характеристики тех лет, их отличает точность формулировок и абсолютная честность суждений.
Маврикий учился по мере умственных способностей, до отличника явно не дотягивал, шалил не чаще других, шёл середнячком. Замечаний набралось на лист с четвертью, офицеры — воспитатели отмечали, что «как остзеец несколько пренебрежителен к русским товарищам. Несколько ленив и не всегда опрятен. Воспитан». Ну а потом был выпуск, Ревельский экипаж, «Дмитрий Донской», поход и бой.
Как в дальнейшем складывалась карьера Морица Георгиевича сейчас уже написано много. Но чтобы лучше разобраться, каким он был человеком, чем был занят, что волновало, понять поступки, наверно правильно было бы обратиться к его аттестациям. А там есть что почитать.
Яркую и подробную характеристику лейтенанту Кнюпфферу дает капитан 1 ранга Герасимов. (1907 год):
«имеет любовь к морскому спорту. В военно-морском деле посредственен. Специалист: средний. Знает японский разговорный, а также финский. Сознание долга: в общем, есть, в настоящее время любовь к жене (недавно женился) преобладает над другими соображениями.
Служебный такт с подчиненными: посредственен, кричит и шумит без толку. Отношение к нижним чинам: не понимает характера русского матроса совершенно, думает громким криком нагнать страха, любовью и авторитетом не пользуется.
Хорошо воспитан. Можно назвать светским человеком. Вино пьет, редко и мало. Отношение к семье: влюблен в жену. Вне политики, по крайней мере, на словах в кают-компании. Физических недостатков нет. Зрение хорошее. Неутомимость и выносливость есть. Не укачивается. Общее развитие: среднее, способности не особенно большие, соображает туго. Иногда требует понуждения».
При оценке качеств лейтенанта Кнюпффера, как офицера, необходимо иметь в виду, что он недавно женился, что жена его находилась в Ревеле-месте стоянки Артиллерийского отряда — и что мысль его поглощена заботами о жене и маленьком сыне. В общем, лейтенант Кнюпфер человек не особенно богато одаренный, с несколько тугим соображением, хорошо воспитан, лингвист, несомненно, хороших правил и с должным взглядом на службу».
В общем Кнюпфферу удалось послужить на крейсере «Дмитрий Донской», на крейсере «Олег». На эсминце «Войсковой» он уже был командиром корабля.
Командир крейсера «Олег» отзывается о своем артиллерийском офицере Кнюпффере уже чуть мягче:
«… в артиллерийской специальности еще недостаточно опытен, но обещает со временем сделаться хорошим артиллеристом. Отношение к нижним чинам: безразличное, с оттенком презрения; умеет действовать только окриком, благодаря необычно громкому голосу. Воспитатель плохой. Почти не пьет. Отношение к кутежам: довольно сочувственное. Умение владеть пером и словом: достаточное». Это уже 1909 год.
Стоит добавить, что с 1913-го Мориц Георгиевич на «Войсковом» был старшим офицером, а с уходом весной 1916-го капитана 1 ранга фон Дена на выкупленный у японцев крейсер «Варяг», принимает его в командование. Карл Иоахимович также оставил о своем старшем офицере пару-тройку строк:
«относится весьма нервно к своим обязанностям. Старателен. Обращение с командой — строгое, но не всегда ровное. Иногда несколько теряется, что происходит оттого, что долго не плавал, находясь два года в Академии, и является временным недостатком и не может служить препятствием к дальнейшему движению по службе».
Можно также добавить, что служба на «Войсковом» принесла Кнюпфферу еще два боевых ордена за кампанию 1915года и благодарность командующего флотом за участие в перевооружении эсминцев типа «Украина».
«Войсковой» был не простым миноносцем, а принадлежал к Гвардейскому Экипажу. До войны, в качестве конвоира часто сопровождал императорскую яхту «Штандарт» в плаваниях и на стоянках. По сложившейся традиции Император часто приглашал офицеров на яхту составить компанию за рюмкой чая и побеседовать о насущном. Не был исключением и лейтенант Кнюпффер, тем более что он никогда не забывал о той роли, которой сыграл в его непростой жизни последний император.
В целом складывается портрет типично преданного престолу остзейца, с твердыми монархическими взглядами, старательного, исполнительного, может не всегда компанейского, сдержанно относящегося к коллегам по службе и не имеющий авторитета у нижних чинов.
Возможно, именно этот пунктик и сработал весной семнадцатого, когда команда эсминца отказалась от очень ретивого командира. На «Войсковой» пришел новый командир, старший лейтенант Гвардейского Экипажа П.В. Тихменев, бывший до того старшим офицером эсминца «Украйна».
Сидение в резерве для Кнюпфера не затянулось: уже летом семнадцатого он назначается на остров Эзель, где ударными темпами идет сооружение береговых батарей. Ему как опытному артиллеристу доверен самый ответственный участок — батареи Цереля прикрывавшие Ирбенский пролив.
Тайна двух императоров
Однако есть ещё одно объяснение почему Кнюпффер был назначен начальником на Ирбенскую позицию. Михаил Кнюпффер рассказывал, что в те годы семья Кнюпффера жила в квартире на Литейном проспекте практически в самом престижном центре Петрограда. И Император Николай II любил иногда приходить в гости на чай к Кнюпфферам. Они пили чай, беседовали, играли в лото. То есть Император хорошо знал и доверял Морицу Георгиевичу.
Известно, что во время большого взрыва на Церельской батарее 23 сентября 1917 года погибло и было ранено около ста солдат и матросов и четыре офицера. Среди павших были найдены и опознаны тело подполковника Константина Владимировича Ломана, командира артиллерийского батальона трёх береговых батарей на мысе Церель и трёх зенитных батарей, и тело лейтенанта Тимофеева Д.М. Тело подпоручика Максютина В.Г. не нашли, и сегодня его могила представляет собой пустой кенотаф. Раненый при взрыве мичман Григорьев Л.Н. был отправлен в госпиталь в Курессааре, где, вероятно, скончался от ран и похоронен на кладбище Кудрапа в Курессааре, место могилы неизвестно.
Вместе с мичманом Григорьевым в госпиталь отправили ещё одного раненого – подданного Британской империи, который находился на Церельской батарее. По справке госпиталя, возможно, его звали Дэвид. Он тоже скончался от ран, вероятно, похоронен в православной части кладбища Кудрапа в Курессааре, место могилы неизвестно.
Предполагается, что англичанин выполнял какую-то особую миссию на батарее: или был представителем британского флота для связи с подводными лодками, или консультировал применение новых приборов наведения для 12-дюймовых орудий. В любом случае его миссия была исключительно секретной.
Строительство Церельской батареи
Что увидел Кнюпффер, прибыв на остров? Линкоровские 12-дюймовые пушки устанавливались на бетонные основания, строились и оборудовались погреба боезапаса, прокладывались силовые кабеля и линии связи; монтировались посты управления огнем, строили казармы и блиндажи. Батарея больше походила на строительную площадку, где все делалось спешно, и не всегда основательно. К тому же возникли проблемы с финансированием работ, рабочие-строители отказывались работать по установленным расценкам и часть работ взяли на себя прибывшие с Кнюпфером матросы Гвардейского экипажа.
По замыслу адмирала Бахирева батарея поддержанная линкорами «Слава» и «Гражданин» закрыла бы проход противнику в Моонзунд, а остальное ложилось на плечи легких сил Балтийского флота.
Спустя годы советский военно-морской теоретик Б. Жерве перечислит все недоделки и промахи, допущенные при строительстве 43-й батареи, и в конечном результате, предопределившем её судьбу. Орудия не имели полноценных брустверов, сооружать которые стали накануне Моонзундской операции и то только со стороны Ирбенского пролива; пороховые погреба совершенно были не защищены с тыловой стороны, имея здесь обширные ходы для пропуска через них тележек со снарядами и зарядами и закрываемые только дубовыми дверями; открыто были расположены помещения для силовых установок, питающих батарею, посты управления, кабельная проводка от них к орудиям так же была открыта.
Незадолго до начала операции осколок немецкой авиабомбы пробил дубовую дверь погреба. Возник пожар. Личный состав несмотря на смертельную опасность, тушил огонь. Офицеры во главе с командиром батареи находились рядом с огнём вместе с солдатами и матросами. Взрыв огромной разрушительной силы привел к большим человеческим жертвам — погибли и были ранены 7 офицеров — в том числе и командир батареи подполковник Б.В.Ломан — и более сотни матросов и солдат. Командование же не нашло должным возместить потери в личном составе батареи, что в свою очередь произвело угнетающее впечатление на батарейцев.
Недостатки обороны батареи
Систематические, почти ежедневные налеты на батарею неприятельских аэропланов, и почти не встречавшие сопротивления со стороны наших воздушных сил и зенитной артиллерии, не могли поддерживать угнетенное настроение личного состава Церельской батареи. К тому же батарея имела ахилессову пяту в обороне со стороны бухты Лео. В случае захода в нее германского флота батарея не имела возможности отвечать в силу своих баллистических возможностей.
Преувеличенные надежды морского командования на оперативное значение Церельской батареи сопровождались завышенными требованиями к геройскому духу его личного состава. Не принимая никаких реальных мер к защите батареи от неприятельских ударов с моря и с воздуха, не заботясь в должной степени даже о пополнении убыли в её личном составе, подвергавшемся в течении всего лета почти ежедневным налетам неприятельских воздушных сил и перенесших только что тяжелый материальный и моральный удар при взрыве погреба, морское командование в дни Моонзундской операции возложило на плечи этой батареи всю тяжесть и ответственность задачи обороны Ирбенского пролива.
Но в силу вышеперечисленных причин и в целом из-за низкого боевого духа обороняющихся частей битва за Эзель была проиграна. «Гражданин» и «Слава» не поддержали батарею в поединке с германской эскадрой; пехотные полки 107-й дивизии не веря флотским, бросили свои позиции, их примеру последовали и расчеты батарей, оставив врагу исправные орудия.
Лишь 43-я и батареи прикрытия на Сворбе оказали сопротивление врагу. Быстрое падение Церельской батареи и захват острова поверг русское командование в шок и как положено сразу же начались поиски виновных. Козлами отпущения сделали расчеты Церельских батарей и их начальников.
(В качестве подтверждения достаточно перечитать докладную записку старшего лейтенанта С.Бартенева написанную им по возвращении из плена). Практически с началом высадки германского десанта, управление частями было утрачено, батареи были предоставлены сами себе и скорая гибель батареи главного калибра, на которую и опиралась вся концепция обороны – стало следствием бездействия Кнюпффера и его штаба.
К счастью для него, весь штаб пленили немцы, и Мориц Георгиевич не оказался в числе подсудимых. А когда через год он вернулся в Ревель, то в Петрограде уже сменилась власть, и судить за прошлые ошибки было некогда и некому: шла уже новая война. По возвращении из германского плена Мориц Георгиевич принимает посильное участие в работе морского управления Северо-Западной армии генерала Юденича. Здесь у него отношения с командованием явно не сложились. В своих дневниках контр-адмирал В.Пилкин дружественные и доверительные поначалу эпитеты вскоре меняет на категоричные: спекулянт, карьерист и лгун.
Встреча с Михаилом Кнюпффером
Рижский историк-краевед Юрий Мелконов, автор ряда замечательных книг, в том числе и о Церельской батарее, сумел найти потомков нашего офицера и даже встретился с внуком Михаилом Кнюпффером. (именно так, через двойное «Ф» теперь звучит фамилия наследников).
«По телефону мы договорились с Михаилом встретится на железнодорожном вокзале в Тулоне во Франции.
Вокзал был полон людей и шумел. Мы узнали друг-друга сразу и шагнули навстречу друг-другу. Потом целый час сидели в станционном кафе и беседовали».
Итак, обратимся к страницам книги «Церельская батарея»: «С 1917 по 1920 год семья Кнюпфферов жила в Ревеле, в 1920 году уехали в Париж, а затем переехали в Лондон, где обосновались уже навсегда.
Компания «Selectos»
В Лондоне Мориц Георгиевич основал компанию «Selectos» по производству нефтяных подогревателей. Этот вид отопителя был очень востребован в Великобритании, где большую часть жилого фонда составляли индивидуальные дома. Бизнес шел довольно успешно, удачная конструкция, простота и надежность обогревателя обеспечивала устойчивый сбыт продукции. Два подогревателя «Selectos» были поставлены на королевскую яхту «Британия».
Во время второй мировой войны фирма Кнюпфферов изготавливала детали для военных самолетов. После войны производство отопителей было продолжено. Компания существовала до 1953 года, когда после смерти Морица Георгиевича его супруга настояла на продаже фирмы.
Жизнь Кнюпфферов в Лондоне
Во время жизни в Лондоне семья уже в 20-е годы купила небольшой дом в пригороде Лондона Кенлей (Kenley). Это местечко было знаменито своим аэродромом, на котором во время войны базировались истребители «Спитфайер», обеспечивавшие противовоздушную оборону Лондона.
Михаил Кнюпффер родился в 1944 году. Лондонский госпиталь, в котором должна была рожать его мать, разбомбили немецкие самолеты, и роженицу отправили в одну из сельских больниц. Мать Михаила, Татьяна Яковлева была дочерью русского офицера, который после гражданской войны эмигрировал в Югославию. Впоследствии семья Яковлевых из Белграда перебралась в Лондон. До 14 лет Миша проводил каждое лето в Кенлей у бабушки и дедушки.
У Михаила Кнюпффера четверо сыновей. Жена- Надежда Борисовна Завадская-Прус (родственница известного польского писателя Болеслава Пруса). Сам Михаил и все его дети учились в лондонском французском лицее. Работал Михаил Кнюпффер в области продюсирования кино и телевидения. Большую часть жизни М.Г.Кнюпффер прожил на юге Франции.
Семья Кнюпфферов в Лондоне также была близка к Российскому Императорскому Дому. Георгий Кнюпффер был учителем и воспитателем будущего главы Российского Императорского Дома, Владимира Кирилловича Романова. Кнюпфферы участвовали во многих благотворительных мероприятиях русской лондонской общины.
Георгий Кнюпффер активно участвовал в работе Русской православной церкви за рубежом, был старостой церкви, а также был председателем Высшего Монархического совета.
В завершение рассказа надо сказать, что морской кортик капитана 1 ранга Морица Георгиевича Кнюпффера и его мундир офицера Гвардейского экипажа Российского Императорского флота хранятся в собрании Имперского Военного музея (Imperial War Museum) в Лондоне».
Хотелось бы добавить еще пару строк о человеке, который помог Морицу с выбором профессии, дал так сказать, путевку в жизнь. Павел Федорович Унтербергер прожил долгую жизнь, дважды губернаторствовал в Приморье, вышел в отставку в декабре 1910-го и продолжил службу уже в качестве члена Государственного совета. После революции выехал в Ригу к дочери, а умер в родовом замке своего зятя в Мекленбурге (Германия) 12февраля 1921 года. В конце восьмидесятых годов во Владивостоке установили две мемориальные доски в память выдающегося военного губернатора.
Один из его сыновей, также как и Мориц, пошел по флотской линии и геройски погиб на минном заградителе «Енисей» весной 1915-го, подорвавшемся на вражеских минах. Имя лейтенанта Георгия Унтербергера выбито на мраморной доске Кронштадтского морского Никольского собора в списке погибших моряков экипажа «Енисея». Тело погибшего офицера нашли рыбаки и передали родным. Могила офицера находившаяся в Тарту
Нашим исследованием хотелось дать ответ на вопрос, кем был Мориц Кнюпффер. Героем или обычным офицером. Одно можно сказать точно — он не был предателем и честно выполнял свой воинский долг.
Юрий Мелконов
и тексты Валерия Калашникова
